Неточные совпадения
«Вишь, тоже
добрый! сжалился», —
Заметил Пров, а Влас ему:
— Не зол… да есть пословица:
Хвали траву в стогу,
А барина — в гробу!
Все лучше, кабы Бог его
Прибрал… Уж нет Агапушки…
Прежде (это началось почти с детства и всё росло до полной возмужалости), когда он старался сделать что-нибудь такое, что сделало бы
добро для всех, для человечества, для России, для всей деревни, он
замечал, что мысли об этом были приятны, но сама деятельность всегда бывала нескладная, не было полной уверенности в том, что дело необходимо нужно, и сама деятельность, казавшаяся сначала столь большою, всё уменьшаясь и уменьшаясь, сходила на-нет; теперь же, когда он после женитьбы стал более и более ограничиваться жизнью для себя, он, хотя не испытывал более никакой радости при мысли о своей деятельности, чувствовал уверенность, что дело его необходимо, видел, что оно спорится гораздо лучше, чем прежде, и что оно всё становится больше и больше.
Лакей этот, Егор, которого прежде не
замечал Левин, оказался очень умным и хорошим, а главное,
добрым человеком.
Не может быть, чтобы я не
заметил их самоотверженья и высокой любви к
добру и не принял бы наконец от них полезных и умных советов.
— А это на что похоже, что вчера только восемь фунтов пшена отпустила, опять спрашивают: ты как хочешь, Фока Демидыч, а я пшена не отпущу. Этот Ванька рад, что теперь суматоха в доме: он думает, авось не
заметят. Нет, я потачки за барское
добро не дам. Ну виданное ли это дело — восемь фунтов?
Несмотря на то, что княгиня поцеловала руку бабушки, беспрестанно называла ее ma bonne tante, [моя
добрая тетушка (фр.).] я
заметил, что бабушка была ею недовольна: она как-то особенно поднимала брови, слушая ее рассказ о том, почему князь Михайло никак не мог сам приехать поздравить бабушку, несмотря на сильнейшее желание; и, отвечая по-русски на французскую речь княгини, она сказала, особенно растягивая свои слова...
Так, значит, решено уж окончательно: за делового и рационального человека изволите выходить, Авдотья Романовна, имеющего свой капитал (уже имеющего свой капитал, это солиднее, внушительнее), служащего в двух местах и разделяющего убеждения новейших наших поколений (как пишет мамаша) и, «кажется,
доброго», как
замечает сама Дунечка.
Амалия Ивановна вспыхнула и, озлобившись,
заметила, что она только «
добра желаль» и что она «много ошень
добра желаль», а что ей «за квартир давно уж гельд не платиль».
Но, однако, мне тотчас же пришел в голову опять еще вопрос: что Софья Семеновна, прежде чем
заметит, пожалуй, чего
доброго, потеряет деньги; вот почему я решился пойти сюда, вызвать ее и уведомить, что ей положили в карман сто рублей.
— Помилуйте, Петр Андреич! Что это вы затеяли! Вы с Алексеем Иванычем побранились? Велика беда! Брань на вороту не виснет. Он вас побранил, а вы его выругайте; он вас в рыло, а вы его в ухо, в другое, в третье — и разойдитесь; а мы вас уж помирим. А то:
доброе ли дело заколоть своего ближнего,
смею спросить? И
добро б уж закололи вы его: бог с ним, с Алексеем Иванычем; я и сам до него не охотник. Ну, а если он вас просверлит? На что это будет похоже? Кто будет в дураках,
смею спросить?
Бесстыдство Швабрина чуть меня не взбесило; но никто, кроме меня, не понял грубых его обиняков; по крайней мере никто не обратил на них внимания. От песенок разговор обратился к стихотворцам, и комендант
заметил, что все они люди беспутные и горькие пьяницы, и дружески советовал мне оставить стихотворство, как дело службе противное и ни к чему
доброму не доводящее.
— Слушай, — продолжал я, видя его
доброе расположение. — Как тебя назвать не знаю, да и знать не хочу… Но бог видит, что жизнию моей рад бы я заплатить тебе за то, что ты для меня сделал. Только не требуй того, что противно чести моей и христианской совести. Ты мой благодетель. Доверши как начал: отпусти меня с бедною сиротою, куда нам бог путь укажет. А мы, где бы ты ни был и что бы с тобою ни случилось, каждый день будем бога
молить о спасении грешной твоей души…
— Плетка дело
доброе, —
заметил Базаров, — только мы вот добрались до последней капли…
И хотя Клим
заметил, что и к нему она сегодня
добрее, чем всегда, но это тоже было обидно.
— Ванька, в сущности,
добрая душа, а грубит только потому, что не
смеет говорить иначе, боится, что глупо будет. Грубость у него — признак ремесла, как дурацкий шлем пожарного.
— Кто же иные? Скажи, ядовитая змея, уязви, ужаль: я, что ли? Ошибаешься. А если хочешь знать правду, так я и тебя научил любить его и чуть не довел до
добра. Без меня ты бы прошла мимо его, не
заметив. Я дал тебе понять, что в нем есть и ума не меньше других, только зарыт, задавлен он всякою дрянью и заснул в праздности. Хочешь, я скажу тебе, отчего он тебе дорог, за что ты еще любишь его?
Многие запинаются на
добром слове, рдея от стыда, и
смело, громко произносят легкомысленное слово, не подозревая, что оно тоже, к несчастью, не пропадает даром, оставляя длинный след зла, иногда неистребимого.
— Странно! —
заметил он. — Вы злы, а взгляд у вас
добрый. Недаром говорят, что женщинам верить нельзя: они лгут и с умыслом — языком и без умысла — взглядом, улыбкой, румянцем, даже обмороками…
С тех пор как Штольц выручил Обломовку от воровских долгов братца, как братец и Тарантьев удалились совсем, с ними удалилось и все враждебное из жизни Ильи Ильича. Его окружали теперь такие простые,
добрые, любящие лица, которые все согласились своим существованием подпереть его жизнь, помогать ему не
замечать ее, не чувствовать.
Но только Обломов ожил, только появилась у него
добрая улыбка, только он начал смотреть на нее по-прежнему ласково, заглядывать к ней в дверь и шутить — она опять пополнела, опять хозяйство ее пошло живо, бодро, весело, с маленьким оригинальным оттенком: бывало, она движется целый день, как хорошо устроенная машина, стройно, правильно, ходит плавно, говорит ни тихо, ни громко,
намелет кофе, наколет сахару, просеет что-нибудь, сядет за шитье, игла у ней ходит мерно, как часовая стрелка; потом она встанет, не суетясь; там остановится на полдороге в кухню, отворит шкаф, вынет что-нибудь, отнесет — все, как машина.
— Надо бы было это разобрать, —
заметил Обломов, указывая на кучу своего
добра…
— Как он
смеет так говорить про моего барина? — возразил горячо Захар, указывая на кучера. — Да знает ли он, кто мой барин-то? — с благоговением спросил он. — Да тебе, — говорил он, обращаясь к кучеру, — и во сне не увидать такого барина:
добрый, умница, красавец! А твой-то точно некормленая кляча! Срам посмотреть, как выезжаете со двора на бурой кобыле: точно нищие! Едите-то редьку с квасом. Вон на тебе армячишка, дыр-то не сосчитаешь!..
«
Добрый! — думала она, — собак не бьет! Какая же это доброта, коли он ничего подарить не может! Умный! — продолжала она штудировать его, — ест третью тарелку рисовой каши и не
замечает! Не видит, что все кругом смеются над ним! Высоконравственный!..»
— Ну да, так я и знал, народные предрассудки: «лягу, дескать, да, чего
доброго, уж и не встану» — вот чего очень часто боятся в народе и предпочитают лучше проходить болезнь на ногах, чем лечь в больницу. А вас, Макар Иванович, просто тоска берет, тоска по волюшке да по большой дорожке — вот и вся болезнь; отвыкли подолгу на месте жить. Ведь вы — так называемый странник? Ну, а бродяжество в нашем народе почти обращается в страсть. Это я не раз
заметил за народом. Наш народ — бродяга по преимуществу.
— Вы очень
добрый, — мягко
заметила мне Анна Андреевна, увидав, что я целую руку Лизы.
Но когда я уже оканчивал, то
заметил, что сквозь
добрую улыбку его начало по временам проскакивать что-то уж слишком нетерпеливое в его взгляде, что-то как бы рассеянное и резкое.
Один из новейших путешественников, Бельчер, кажется, первый
заметил, что нет причины держаться ближе Америки, особенно когда идут к мысу
Доброй Надежды или в Австралию, что это удлиняет только путь, тем более что зюйд-остовый пассат и без того относит суда далеко к Америке и заставляет делать значительный угол.
Началось это еще в тюрьме, когда при общем свидании политических она
заметила на себе особенно упорный из-под нависшего лба и бровей взгляд его невинных,
добрых темно-синих глаз.
Когда Маслова поступила к ним, Марья Павловна почувствовала к ней отвращение, гадливость. Катюша
заметила это, но потом также
заметила, что Марья Павловна, сделав усилие над собой, стала с ней особенно ласкова и
добра. И ласка и доброта такого необыкновенного существа так тронули Маслову, что она всей душой отдалась ей, бессознательно усваивая ее взгляды и невольно во всем подражая ей. Эта преданная любовь Катюши тронула Марью Павловну, и она также полюбила Катюшу.
— Да… Но ведь «
добрыми намерениями вымощен весь ад», как говорит пословица, —
заметил Привалов. — Все дело может кончиться тем, что мы не развяжемся даже с опекой…
— Ах! Марья Степановна… — встрепенулась Хиония Алексеевна всеми своими бантами, вскакивая с дивана. В скобках
заметим, что эти банты служили не столько для красоты, сколько для прикрытия пятен и дыр. — А я действительно с
добрыми вестями к вам.
— Не напрасно, господа, не напрасно! — вскипел опять Митя, хотя и, видимо облегчив душу выходкой внезапного гнева, начал уже опять
добреть с каждым словом. — Вы можете не верить преступнику или подсудимому, истязуемому вашими вопросами, но благороднейшему человеку, господа, благороднейшим порывам души (
смело это кричу!) — нет! этому вам нельзя не верить… права даже не имеете… но —
— Тот ему как
доброму человеку привез: «Сохрани, брат, у меня назавтра обыск». А тот и сохранил. «Ты ведь на церковь, говорит, пожертвовал». Я ему говорю: подлец ты, говорю. Нет, говорит, не подлец, а я широк… А впрочем, это не он… Это другой. Я про другого сбился… и не
замечаю. Ну, вот еще рюмочку, и довольно; убери бутылку, Иван. Я врал, отчего ты не остановил меня, Иван… и не сказал, что вру?
Такие фигуры встречаются на Руси не дюжинами, а сотнями; знакомство с ними, надобно правду сказать, не доставляет никакого удовольствия; но, несмотря на предубеждение, с которым я глядел на приезжего, я не мог не
заметить беспечно
доброго и страстного выраженья его лица.
— И пошел. Хотел было справиться, не оставил ли покойник какого по себе
добра, да толку не добился. Я хозяину-то его говорю: «Я,
мол, Филиппов отец»; а он мне говорит: «А я почем знаю? Да и сын твой ничего, говорит, не оставил; еще у меня в долгу». Ну, я и пошел.
Из человека честного, щедрого и
доброго, хотя взбалмошного и горячего, он превратился в гордеца и забияку, перестал знаться с соседями, — богатых он стыдился, бедных гнушался, — и неслыханно дерзко обращался со всеми, даже с установленными властями: я,
мол, столбовой дворянин.
— Вера, — начал Павел Константиныч, — Михаил Иваныч делает нам честь, просит твоей руки. Мы отвечали, как любящие тебя родители, что принуждать тебя не будем, но что с одной стороны рады. Ты как
добрая послушная дочь, какою мы тебя всегда видели, положишься на нашу опытность, что мы не
смели от бога
молить такого жениха. Согласна, Вера?
Лизе было совестно показаться перед незнакомцами такой чернавкою; она не
смела просить… она была уверена, что
добрая, милая мисс Жаксон простит ей… и проч., и проч.
Большая часть между ними были довольно
добрые люди, вовсе не шпионы, а люди, случайно занесенные в жандармский дивизион. Молодые дворяне, мало или ничему не учившиеся, без состояния, не зная, куда приклонить главы, они были жандармами потому, что не нашли другого дела. Должность свою они исполняли со всею военной точностью, но я не
замечал тени усердия — исключая, впрочем, адъютанта, — но зато он и был адъютантом.
Тихо выпустила меня горничная, мимо которой я прошел, не
смея взглянуть ей в лицо. Отяжелевший месяц садился огромным красным ядром — заря занималась. Было очень свежо, ветер дул мне прямо в лицо — я вдыхал его больше и больше, мне надобно было освежиться. Когда я подходил к дому — взошло солнце, и
добрые люди, встречавшиеся со мной, удивлялись, что я так рано встал «воспользоваться хорошей погодой».
У сестрицы побелели губы и лицо исказилось. Еще минута, и с нею, чего
доброго, на этот раз случится настоящая истерика. Матушка
замечает это и решается смириться.
Одна из сестер Золотухиной, как я уже упомянул выше, была выдана замуж в губернский город за приходского священника, и Марье Маревне пришло на мысль совершенно основательное предположение, что
добрые родные, как люди зажиточные и притом бездетные, охотно согласятся взять к себе в дом племянника и
поместить его в губернскую гимназию приходящим учеником.
Он знает наперечет, сколько у каждой бабы свинья
мечет поросенков, и сколько в сундуке лежит полотна, и что именно из своего платья и хозяйства заложит
добрый человек в воскресный день в шинке.
При всех
добрых качествах моего отца, я в его характере
замечал самодурство.
— А уж так, Флегонт Васильич, — довольно
смело ответил Вахрушка, вытягиваясь по-солдатски. — Куды
добрые люди, туды и мы.
— У попа-то отберут? Да кто это
посмеет чужое
добро трогать?
Притом писарь
заметил, что вечером Серафима делалась как-то
добрее и даже сама вступала в разговор.
Спорить и прекословить мужу Анфуса Гавриловна теперь не
смела и даже была рада этому, потому что все-таки в дому был настоящий хозяин, а не прежний пьяница. Хоть на старости лет пожить по-настоящему, как
добрые люди живут. Теперь старушка часто ездила навещать Симу, благо мужа не было дома. Там к чему-то околачивалась Харитина. Так и юлит, так и шмыгает глазами, бесстыжая.
Старче всё тихонько богу плачется,
Просит у Бога людям помощи,
У Преславной Богородицы радости,
А Иван-от Воин стоит около,
Меч его давно в пыль рассыпался,
Кованы доспехи съела ржавчина,
Добрая одежа поистлела вся,
Зиму и лето гол стоит Иван,
Зной его сушит — не высушит,
Гнус ему кровь точит — не выточит,
Волки, медведи — не трогают,
Вьюги да морозы — не для него,
Сам-от он не в силе с места двинуться,
Ни руки поднять и ни слова сказать,
Это, вишь, ему в наказанье дано...
Раздвоения этого мира на
добрую и злую стихию, роста не только
добра, но и зла обычное прогрессистское сознание не
замечает.